Я не предмет!
Когда-то, когда ребёнок был маленьким, ему было опасно заявлять громко о том, что он Есть, что он Личность, что он Существует – в полноте этого смысла. Опасности могли быть самые разные – от агрессии, критики родителей до их отстраненности, благодаря которой ребенок чувствовал себя наедине с этим большим и пугающим миром. Главное, что не имея возможности заявлять громогласно о себе, ребенок чувствовал себя …предметом.
Это ощущение, при котором я не чувствую, что то, что есть внутри меня – важно. Это состояние, при котором становится незначимым то, как я себя чувствую, что я хочу, что я выбираю или не выбираю.
Оно возникает в отношениях (прежде всего с родителями), при которых с ребенком обращаются без интереса к нему и его внутренним процессам. Ребенок становится объектом “выращивания” или удовлетворения потребностей родителей (например, тревожная мама опирается на дочь, чтобы она помогла ей справиться с ее тревогой, или отец сбрасывает свое хроническое чувство вины на сына, обвиняя того в проступках, за которые казнил бы себя).
Потом этот взрослеющий ребенок сохраняет такой способ отношения к себе самому. Обращается сам с собой как с предметом.
Главное было выжить. Он сам ради выживания прятал себя поглубже. Он как будто принимал ощущение предметности, как-будто соглашался на него сам. От этого ему не было менее больно. Наоборот. Каждый раз, когда он это делал с собой, когда ему приходилось заталкивать поглубже свой протест, свои желания, свои боль и страх, ему было больно. Хотя эта боль стала настолько привычной, что, скорее всего, перестала замечаться. Но боль была. Потому что он не мог выразить миру свое “Я Есть”, не мог сказать “Я не предмет!” И внутри осталось так много невыраженного: “Я есть! Я не хочу! Я не хочу, чтобы так со мной обращались! Не хочу находиться там, где я нахожусь! У меня есть другие чувства и желания, чем те, которые вы хотите от меня!”
Эта боль складировалась внутри ребенка, заполняла его постепенно от макушки до кончиков пальцев. Он рос, наполняясь этой болью, болью протеста: “Я не предмет!” Но до поры до времени страх, инстинкт выживания заставлял его держать эту боль при себе.
Может быть, изредка чуть-чуть она прорывалась, когда была совсем нестерпимой: иногда через крики, иногда через тихий бунт, иногда через физические психосоматические боли, которые тоже говорят “Я есть…”
Теперь, когда наш герой вырос, иногда обстоятельства вокруг него складываются похожим образом. Он вновь начинает ощущать себя предметом. Тогда старые, знакомые ощущения вновь поднимаются из глубины.
Но теперь, когда человек вырос, он чувствует себя сильнее и уже не хочет терпеть эту боль. Наполнившая его за все те долгие годы боль говорит: “Мне уже всё равно! Я не хочу ничего другого, кроме как заявить, что Я ЕСТЬ, Я НЕ ПРЕДМЕТ! Со мной так нельзя! Нельзя обращаться со мной, как с предметом!”
Тогда остаётся как будто только этот протест. И он становится главным желанием.
Когда-то я достала этот протест и частично какое-то время жила только им. Но так как рядом со мной были люди (мой психолог, мой тренер и коллеги, с которыми обучалась гештальт-терапии) потихоньку я стала искать баланс между тем, чтобы, с одной стороны, заявлять “Я не предмет!”, а с другой – не сметать этим протестом всех и вся. Так как он может быть очень, чересчур мощным. Мне кажется, сейчас я нашла этот баланс, мне удаётся это делать.
Но иногда, когда обстоятельства складываются так, что очень напоминают мне детские ощущения, когда со мной обращались, как с предметом, боль возвращается, поднимается и кричит: “Я не предмет!”
Это внешне разные обстоятельства:
– Когда кто-то кричит, ругается, нападает, протестуя против того, что я делаю или не делаю, или требуя от меня выполнения своего желания, которое я, с их точки зрения, должна выполнить.
– Внешне противоположные обстоятельства – когда человек очень нуждается во мне, моей помощи, и очень просит (словами или невербально).
– Когда в жизни происходят неурядицы, в которых люди, обычно, ощущают много бессилия – болезни, финансовые трудности, проблемы ЖКХ и так далее. Не всегда они связаны с отношениями с людьми.
Для меня это очень схожие обстоятельства – по ощущениям, которые я в них испытываю.
Если говорить про первые два пункта, то не все нападения или просьбы поднимают у меня это тяжелое ощущение. Только те, в которых собеседник не желает выслушать меня, даже не хочет разговаривать. То есть те отношения, в которых человеку абсолютно не важно, что в этот момент хочу, испытываю, думаю я. Он не хочет этого слушать, принимать во внимание, даже если я пытаюсь заявить это. Он не способен принять не то что моё “Нет”- он не способен хоть что-то начать слышать, кроме как “да”, и видеть что-то, кроме испонения того, что он хочет. Я становлюсь для этого человека предметом, объектом удовлетворения его потребности. У меня такое ощущение в этот момент, что меня хотят съесть.
Третий пункт отличается от первых двух тем, что не конкретный человек в конкретном разговоре пытается мне (ненамеренно) передать ощущение “ты предмет”, а оно возникает как реакция на обстоятельства, в которых ощущение “я могу” встречается с непреодолимыми (или долго, трудно преодолимыми) препятствиями. Тогда ощущение “я предмет” расшифровать можно так: “Я так мало могу влиять на то, что происходит со мной, что кажется, будто совсем не могу. Если от меня так мало что зависит, если прямо сейчас так мало значит то, что я хочу и чувствую, значит, я словно предмет”.
Сейчас, после прохождения терпии, я вернула себе свой Голос: “Я есть! Я не предмет!” Я выпустила бОльшую часть боли про годы “внутреннего молчания” и ощущения себя предметом. И я больше не хочу возвращаться в это состояние.
Однако в моменты (или периоды), когда люди и обстоятельства, перечисленные выше, вызывают во мне знакомые ощущения, мне приходится прилагать внутри себя очень много сил на внутреннюю работу:
– на самоподдержку – чтобы чувствовать и думать именно то, что “мое”,
– на возвращение себе чувства “Я не предмет!”, я есть не только объект потребности моего собеседника, я намного больше,
– на проживание злости и протеста против того, что со мной обращаются сейчас, как с предметом,
– на удержание себя от того, чтобы не сорваться в этот момент, заявляя свой протест в полную силу (потому что подчас разорвать хочется, на самом деле). Ведь я понимаю, что те, кто так делают так сейчас со мной, во взрослой жизни, точно не привносят Всю энергию, всю боль, которые во мне в этот момент возникают. Значительная часть поднимается из прошлого – из тех многих лет, когда я держала боль протеста “Я не предмет” внутри.
Несмотря на длительную работу по выпусканию ее, часть ее осталась такой, что может разорвать человека, когда со мной обращаются, как с предметом. Как ни странно, я вынуждена оберегать человека от этой моей боли. Потому что я могу в этот момент быть очень жестокой. Я часто слышу и вижу неприятные или даже жестокие поступки людей, которые трудно объяснить еще чем-то, кроме как заявлением о своем “Я есть!”
Слава Богу, я научилась придерживать и сливать в сторону значительную часть этого чувства, потому что иначе я бы как раз была такой же с другими – я бы обращалась с ними как с предметами в этот момент.
Мне трудно даётся вся эта внутренняя работа. Потому что эта боль, этот протест очень сильны. И я очень сильно “люблю” людей, вынудивших меня вновь заниматься этой работой, встречать эту боль, спускать ее в сторону.
Такая внутренняя “пахота” позволяет мне оставаться собой, даже если я буду делать те действия, которые хочет от меня тот человек. Но я точно не буду чувствовать, что делаю это из-за того, что он этого хочет, а из-за того, что я сама так решила. Если я буду поступать с точностью наоборот, чем требует собеседник, я остаюсь предметом с инструкцией, в которой прописано, как им пользоваться. Это так называемая контрзависимость. Если я хочу с помощью боевого бумеранга срубить тонкое деревце, я не буду бросать бумеранг в деревце, а брошу его в обратном направлении, зная, что он сделает наоборот – не улетит, а вернется, повредив дерево, как я и хотела. Тот же принцип используется, например, в бильярде – далеко не всегда игрок будет бить впрямую.
Одним из способов, которыми я пользуюсь, чтобы ощущать, что я не предмет, является внутренняя проверка: “Если бы у меня никто ничего не требовал сейчас, каково было бы моё личное решение, исходя из моих ценностей, из моих правил, из моих предпочтений?” Мне непросто бывает выполнять то действие, которое я сама решила выполнить, если оно совпало с требованием собеседника. Мой протест долго кричит, что я “тряпка” 
Мне еще приходится ему доказывать, что я приняла бы это решение и без принуждения.
Большая работа мне предстоит и потом – после такого общения. Как будто при таком взаимодействии в моем ощущении “Я есть!” выкопали небольшую рытвину. И пока я не заполню ее, выровняв внутреннюю целостность, я чувствую себя плохо. В такие моменты может хотеться наполнить себя чем-то со стороны – едой, алкоголем и т.д. В общем, любимые зависимости могут обостряться.
В восстановлении себя мне больше всего помогают 3 вещи:
– злость: я могу просто лежать и чувствовать себя злой, злость в этот период ощущается как особо желанное, приятное чувство – это энергия из самой глубины меня, которая ощущается наиболее полно,
– заявление о себе миру максимально ярко: звучать, писать статьи, делать снеговика, топать и т.д.
– делать выбор: на каждом шагу; крупный и мелкий; еще чаще, чем обычно; осознавая это – “Я выбираю смотреть в эту сторону, а не в эту”, “Я выбираю съесть этот кусок хлеба, а не этот” и т.д. До гиперболизации.
Если я осознанно не начинаю это делать, моим близким придется плохо, это скажется на моей работе и т.д. Потому что “рытвина”, пока она не “заштукатурена”, будет заявлять о себе, используя любые возможности, чтобы заявить свой протест: “Я НЕ ПРЕДМЕТ!”
